Здравствуйте, друзья!

Сегодня в выпуске:

   Am        Dm6     E7          Am
Когда невмоготу, а к горлу подступает
        Dm7      G7          C
Желанье жизнь по нотам разложить,
     Dm         E7           F
Мой друг гитару со стены снимает,
     Gm         A7          Dm
Мой друг гитару со стены снимает
      Hm7-5     Dm6        E7
И начинает колдовать и ворожить.

Припев:
              Dm6      E7       Am
      И раздвигаются бетонные панели,
              Gm           A7         Dm
      И полог неба, словно Вечности порог,
                 Hm7-5     E7           F
      И в дом врывается тревожный шепот елей
        Dm6         E7          Am
      И зов еще не пройденных дорог.


С гитарой друг на "ты", он ноты извлекает,
Каленные печалью, любовью и огнем,
И каждая струна, как будто оживает,
И каждая струна, как будто оживает,
Пытаясь рассказать о вечном, и былом.

    Пр.

С гитарой друг прошел немало испытаний,
Дарованных судьбой, приемля их как дань,
Не очерствев душой, не растеряв желаний,
Не очерствев душой, не растеряв желаний,
Он нас зовет с собой в заманчивую даль.

    ПР.

Все в музыке его и просто и так сложно,
Она влечет, манит, как Ариадны нить.
И  хочется поверить, что в жизни все возможно,
И хочется поверить, что в жизни все возможно,
И хочется, как прежде, надеяться, любить.

    ПР.

Если Вам не понятны аккорды в песне, посмотрите на сайте раздел "Аппликатура аккордов".

Эта песня в mp3 есть на моей страничке.

01 августа 2004 г., воскресенье.

В 02 часа ночи на лавочке при полной Луне и в клубах сигаретного дыма с обеих сторон почти уговорила Вадима лезть “Нангапарбат”.

Завтрак, естественно, проспали.
Проснулась в тяжелейшем стрессовом состоянии.

Отфильтровалось всё вчера услышанное: и про то, что отстающий на спуске участник для команды представляет еще больший вред, чем даже абсолютно не лазающий, и про физподготовку, и про “красное солнышко”, и опять про женщин в альпинизме, и про “звоночек”... Ничего нового по сравнению с высказываниями Кочерги в трезвом виде, просто всё гораздо резче и злее. Ну и не ждал бы на спуске, скакал бы сразу вниз из-под маршрута, как делает друг его Шестаков, у которого участник на стертых, сбитых или “растянутых” ногах может добираться в лагерь с отставанием от группы более часа... А то сначала великодушничает, потом ругается! Ну, да, физподготовка ни к черту, потому что уже отчаялась поехать в горы и бросила тренироваться, но сейчас-то исправить это невозможно, а к следующему сезону постараюсь. А уж “красное солнышко”, которое почему-то цементирует группу, хотя делать это должны мы сами, – это не ко мне, это уже его диагноз.

Вдруг, словно на клинок, напоролась на мысль: как вышло, что какая-то слабачка, которая десятка раз подтянуться не может и позорно отстает на каждом спуске, почему она удерживает на веревке КМСа, из-под которого склон обрушился (причем не видя этого и не зная!!!), почему не наоборот?!! По всей человечьей логике это я в тогдашнем отравленном состоянии должна была “резнуться” с гребня, а Юрий должен был меня ловить! КОМУ и ЗАЧЕМ было нужно выворотить всё наизнанку?..

Не это ли несоответствие терзает Юрия уже несколько дней, а до меня дошло только сейчас?..

В очередной раз Господь Бог наглядно показал, что всё в Его руках, и не людям загадывать что-либо в этой жизни. “Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, – говорит Господь. Но, как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших”. Однако видеть настолько явное и властное вмешательство – это жутко...

И еще кое-что дошло. Если с самого начала разделение на связки показалось мне случайным и странным, то теперь я поняла, почему так произошло. Кочерга вовсе не собирался “пасти” Тукмачёва и водить его на верёвочке, а сразу бросил в “автономное плавание”, чтобы Вадик всему учился сам. А к себе (как сильный) пристегнул наиболее слабого (меня). Вот и всё. Проще некуда.

Влетев рано утром в глубокий шок на почве всего услышанного, осознанного и “накрученного”, целый день не могу вырваться из этого состояния.

Тем не менее пытаюсь жить, заниматься своими альпинистскими делами.

Итак, мы идем с Вадиком и Игорем втроем и должны выбрать маршрут. Агитирую их за Уллутау 2Б. Конников однозначно против, Тукмачёв сомневается в своей снежной технике. Чего хочу я? Хочу рубиться сутки по снегу. Тупо, на износ. Снова это желание познать и отодвинуть собственный предел. (Ну разве не прав был Кочерга в поезде – мазохистка и есть... И вообще, С КАКОЙ СТАТИ ОН ТАК ЧАСТО ОКАЗЫВАЕТСЯ ПРАВ??!). В принципе, я могла бы настаивать на выборе “Нангапарбата”. Может, лет пять назад я так бы и делала, но сейчас для меня почему-то важнее, чтобы гора была всем троим “в кайф”. Даже не так: я-то рада пойти вообще на любую вершину, мне тут всё интересно. Значит, важнее, чтобы Саныч с Вадюлей получили от восхождения максимальное удовольствие.

Ухожу с книжкой Наумова на бетонный борт бассейна, где солнышко, тепло и откуда виден край гребня Уллутау. Снова и снова перечитываю про 2Б. Серьезно... Наедимся там снегу по самые уши... А Игорюня резко против... Если он откажется, имею ли я право предложить Вадиму пойти в двойке? Это было бы нечестно. Нет, либо все, либо никто...

Юрий подошел, взглянул на страницу:
– Посмотри еще Кичкидар.
Я только кивнула, глядя в сторону. Не могу с ним разговаривать, видеть его не могу – меня просто трясёт, слезы вскипают от бешенства.

Нашла маршрут №63 Кичкидар по З склону Ю гребня (комб., 2А), он же “Зайцы”. Сравнила с “Нангапарбатом” – гораздо реальнее. Показала ребятам – решили, что это нам более по силам. Игорюня так вообще обрадовался.

Коротко и подчеркнуто официально доложила Кочерге, который всё утро выяснял на лавочке какие-то отношения с Ларисой. Он только показал жестом: “Классно!”.

Ну и ладно. Тест на адекватную самооценку мы выдержали. Я развернулась и пошла в учебную часть списывать и срисовывать маршрут.

В учебной части по контрасту с улицей было темно, холодно и пустынно, лишь один бородатый альпинист в очках читал бумажки возле окна. Я вытащила из-под стола Порохни папку “Кичкидар” и засела перерисовывать “Зайцев”. Изредка входил и выходил народ, на который я не обращала внимания, стараясь сразу запоминать “картинку”.

Меня отвлекло произнесенное кем-то название... Шумная стайка крепких молодых парней лет около двадцати, весело смеясь, пересказывала друг дружке, как кто-то из их группы с неделю тому назад “обвалил на Чотчате такой здоровенный булыган, там столько грохоту было!”.

Они?!.
Во мне всё каменеет от ярости и горечи.
Смешно?..

Юра сознательно лез в эту мясорубку, понимая, что может погибнуть, а этим малолетним ублюдкам – смешно, для них это – приключение!.. Только один пацан, тот, которого Кочерга спас дважды за эти несколько минут, сначала вынув из-под плиты, потом не дав уехать с камнями, только он мог что-то такое понять, но это останется внутри него.

...“Надежда, спрячься!..” – ...шаг за гребень... – ...грохот обвала... – ...Юрка, держись...

ЕГО ЖЕ ТАМ МОГЛО ...

Может, это и не они. Мало ли москвичей в “Уллутау”?.. На Чотчате такой рассыпной гребень, что там каждая группа наверняка что-нибудь валит...

Один из мальчишек по-своему истолковал мой пристальный неприязненный взгляд и подтолкнул своих друзей к выходу:
– Пошли, тут люди занимаются, а мы мешаем!..

Через полчасика я собрала рисунки и записи, вышла на крыльцо – и ослепла своими зарёванными глазами от яркого солнца.

– Надя!.. Надя, иди сюда!

Еле разглядела, откуда мне машут рукой. Виктор Николаевич сидит в тени на лавочке возле одноэтажного корпуса.
– Садись сюда, расскажи, как вы сходили.

Вежливо поздоровалась с инструктором и его соседом – невысоким пожилым альпинистом с яркими голубыми глазами гималайского высотника. Лаконично рассказала про ВИАтау. Леонов сказал, чтобы после обеда мы все зашли к нему. Потом стал ворчать за вчерашнее попоище. Оказывается, уже весь лагерь в курсе, что ночью Снежинск серьезно нарушил спортивный режим.

После обеда вернули Леонову восемь его железных карабинов и сделали короткий разбор восхождений. Узнали о себе, что мы такое хорошее отделение, что с нами расставаться Виктору Николаевичу не хочется, что он рад будет и дальше ходить с нами “просто так” оставшиеся пять дней. (Интересно, что никто даже просто из вежливости не ответил: “Мы тоже”.). После этого ребята втроем благополучно смылись, а меня инструктор потащил записывать его адрес, чтобы осенью прислала фотографии. Обещала послать, если получатся.

Остаток дня готовились к завтрашнему выходу, собирали продукты, сдали часть снаряжения на склад, заплатили за проживание до 05 августа. Вадим чинил издыхающий примус, Юрий общался с начальством и “трудоустроил” Леонова в отделение к своей знакомой альпинистке Лене из Москвы. Так закончилась леоновская лафа...

Коровы оборзели окончательно, людей практически игнорируют. Только Вадиму в паре с собакой удается время от времени “построить” копытных и выпроводить с лужайки и от дома. У Вадюли с четвероногим помощником уже сложилась такая дружная команда, что в случае экономических проблем на основном предприятии В.Р. Тукмачёв вполне сможет прокормиться новой профессией пастуха.

Вечером на поляне ко мне подошел гид из Санкт-Петербурга, обладатель роскошной густой стиляжной копны русого цвета, вернул “восьмерку” (мы с Вадюлей вчера давали ему кое-что из снаряги). Завел разговор о горах, и тут же выяснилось, что мы оба бывали в Караколе.

– А как вас зовут? Может, еще где в горах увидимся... – и совсем не страшно общаться с людьми. Только почему так тяжело каждый раз перешагивать внутренний барьер?..

– Олег.
– А меня Надя.
– А я знаю, – неожиданно сказал он. – Юра ваш, Кочерга, рассказывал вчера, как ты его удержала!

Мне неприятно развивать эту тему: от нее осталась внутри какая-то грязная заноза, она дергает, нарывает...

Отвожу взгляд.

– А что мне оставалось делать? Я вообще ничего не видела!.

К счастью, Олег не любитель психоанализа, с подробностями не привязывается. Спросил, где я раньше ходила. Назвала еще несколько гор, он озадачился:

– Так почему же ты до сих пор “единички” и “двойки” ходишь?
– Перерыв был большой. У меня всё “сгорело”.
– Подожди, так тебе сколько лет?
Что ж, придется его удивить:
– Двадцать семь.
– Я думал, меньше!..
– Я знаю.

Задать встречный вопрос всё-таки постеснялась. В первую минуту разговора показалось, что Олегу слегка за тридцать, но потом... Глаза эти, светлые, внимательные, в сети морщин... Не удивилась бы, окажись ему на самом деле где-нибудь “под полтинник”.

Подошла Лариса, и Олег пригласил нас всех приезжать весной к ним на фестиваль “Скалолазание Для Всех”. Поблагодарили, но твердо пообещать не смогли, хотя было бы интересно.

Я занесла “восьмерку” в дом, взяла скальные туфли и ушла к Скале Спасателей. Хотелось побыть в одиночестве, но вся скала оказалась увешана веревками и лазающими по ним юными альпинистами. Сидела, наблюдала. Вскоре подошли Олег с Ларой. Полазить не удалось, только чуть-чуть походила без страховки в самом низу.

Постепенно зализала раны от “глубокого, проникающего, очень холодным оружием”, хотя на обратном пути не удержалась и со злостью сказала Ларисе, что чувствую себя так, будто все мозги отбиты кривым железным предметом. Ларка только вздохнула: “Не бери в голову!”. А я поняла: зря сказала. У всех свои разборки, только свои.

02 августа 2004 г., понедельник.

В 07:40 опять пробежалась до спортплощадки, подтянулась 6 раз. Мелкий, но прогресс!.. Сильно тянет мышцу в правом бедре, она периодически дает о себе знать еще с Чотчата.

Настроение нормальное. Вчера кровило – сегодня засохло. Как часто повторял наш университетский препод по медицине: “...и всё в конечном итоге заменяется соединительной тканью...”.

С самого утра сборы. Написала маршрутный лист на Кичкидар 2А. Делать это пришлось на улице, так как в доме всё еще сумерки даже при свете лампы. Копировать второй экземпляр выслала Игоря, потому что замерзла.

Сходили на завтрак и продолжили укладку рюкзаков. Лара тоже собирается с нами на гору.

Солнце, облака, прохладный ветер.

Юрий принес из учебной части четыре “Книжки альпиниста”, которые я заполняла под диктовку ровным разборчивым почерком, да еще чтобы всё влезло. Периодически вызывала кого-нибудь для уточнения анкетных данных. Выяснив про год рождения и высшее образование Вадима Рудольфовича, сказала:
– Спасибо, это всё.
– Ну вот! – изобразил огорчение Вадюля, как раз удобно рассевшийся на бревне. – А я уже собрался подробно рассказывать о себе!..

Особенно весело было писать, что “Тов. Кочерга Ю.И. подготовлен для восхождений на вершины 3А категории трудности в качестве участника”.

Чтобы точно и без ошибок написать названия маршрутов, Юра пошел к Киму спросить классификатор. Там пили, непрерывно подходили группы снимать контрольные сроки, и начспас всё отмахивался – некогда, мол. Юрий ждал два часа, потом услышал: “Классификатора нет!”.
– Поубивал бы!..
Названия написали сами как смогли.

Почти собрались – выяснилось, что Лара с нами уже не хочет, а хочет вообще домой, к тому же на Кичкидаре она была.
Вышли около 13 часов. Надолго застряли возле старого “Джайлыка”: там несколько компаний пикникёров отдыхает, а высоко над лесом на скалах дети орут: “Помогите!”. Кочерга чуть спасаловку не устроил, всем взрослым “напинал”: “Чьи дети?!!”. Наконец, они слезли, и мы пошли дальше.

Все группы, встреченные по пути, говорят, что снег растаял и на Кичкидаре лёд, нужны буры. А у нас ледобуров только два – на группу мало. Что-то я или ничего не понимаю, или планы переигрались, и мы пойдем не тройкой, а четверкой?.. Видно будет. Новости насчет льда внушают тревогу, но думаю, что бояться будем ближе к делу...

В пути жарко – умываемся из ручьев. Но чем выше, тем сильнее тянет холодным ветром с ледника. Обогнули “Джайлыковский забор”, в третий раз посмотрели на уникальный жандарм “Дева Мария”: ну в точности фигура святой в длинных одеждах!..

Встали на “Среднекичкидарских ночевках”, возле того самого зеленого озера в углу между грядами морен, которое мы видели сверху, когда возвращались с ледовых занятий. Ночевки закрыты от ветра и шума реки, в озере чистая синевато-зеленая вода.

Поставили палатку на песчаной площадке, сделали ужин.
В 18:30 пришла одна тучка, принесла короткий дождь.

03 августа 2004 г., вторник.

Вчетвером в двухместной палатке тесновато и жарко.

Ночь выдалась полностью бессонная. С 23 часов начали взблескивать такие зарницы, что вспышки видно даже с закрытыми глазами – сквозь веки. Сначала надеемся, что гроза обойдет стороной, но в 01:00, когда назначен подъем, начинается дождь.

Переставляю будильник на 03:00. От грома не спится.

Без пятнадцати три вылезаю. Небо в облаках, разрывы редкие. И тепло. Слишком тепло для такого раннего часа...

Возвращаюсь к палатке, вижу, что Юрий проснулся и смотрит на погоду:
– Ну что, встаем?
– Это вопрос, – честно признаюсь я.
– Почему? Что, снег идет?
– Нет.
– Дождь?
– Нет.
– Ну, тогда... – одним гибким движением он вытягивается из “пуховой ноги” и начинает обуваться. Игорюня и Вадик просыпаются, в 03:00 все встают.

Попили чай, в 04:30 вышли.

Полезли по боковой морене к скалам, ориентируясь на заметный “зуб”. Начался дождь.
Ко времени выхода на ледник промокли.
Дошли до “Верхнекичкидарских ночевок”. Туман, видимость ограничена, хотя и рассвело.

Сели на сыпушном островке. Отсюда, когда отползают слои тумана, видно, что на маршруте лёд, а под правым “зайцем” – длинный бергшрунд.
Сидим, смотрим.

Ожидание затягивается. Конников начинает замерзать. Тукмачёв просто молчит, и мне совершенно непонятно, как он себя чувствует и о чем думает: просто отдыхает, хочет “дёрнуться” на гору или хочет повернуть вниз. Кочерга ждет какого-то знака, высматривает на небе хоть намёк на перемену погоды. Но нет ни единого “окошка” в тучах...

Сквозь дождь долетают плевки снега. Холодно. Низкая облачность, и ветра нет. Ни тени ветра – значит, надолго. Для меня всё стало очевидным именно в этот момент, когда я поняла, что СОВСЕМ нет ветра: сегодня не наш день, и на этот раз мы отступим.

Однажды на пике Тюленина (3А) я сыграла по непогоде в очень жестокую игру – на это были свои причины. Так мне казалось. Теперь же... В принципе, нам-то, мазохистам, по-прежнему всё равно, только теперь появились новые обстоятельства и другие мотивы.

Во-первых, Игорь на гору уже не хочет, он промок и замерз (во всём лагере “Уллутау” только два альпиниста ходят в брезентовых штормовках последней трети прошлого века: Конников и я). И что это будет за “горка для души”, оплаченная повторной простудой Саныча, кому это надо?

Во-вторых, соваться на лёд с двумя бурами, если даже в маршрутном листе “от балды” написано, что их пять, страшновато и опасно.

В-третьих, в отделении только один человек на правах нежной слабой женщины (то есть без ущерба для мужского самолюбия остальных) может первым предложить отход. Кто – “Я даже фамилию знаю!”, как говорит в подобных случаях Кочерга...

Вероятнее всего, Юрий будет ждать, чтобы мы сами приняли решение, а его выводы о погоде наверняка совпадают с моими. Так что Игорь и я – уже большинство. И все-таки не могу понять, почему молчит Вадик... Наверно, ему обидно отступать. Но ничего, это своего рода прививка от гордости, и через это надо пройти. Живы будем – вернёмся!

Завернув для успокоения собственной совести длинную тираду насчет того, что Тенсинг Норгей тоже шесть или восемь раз отступал с Эвереста, я высказалась за то, чтобы спускаться.

Мы еще с десяток минут посмотрели на туман. Подождали. Ветер так и не зародился.

Решили возвращаться.

Осторожно спустились по мокрой, средних размеров, ужасно скользкой сыпухе с зеленым мхом, пришли на свою озерную стоянку. Было 09 часов утра, а пасмурно и серо, как на рассвете.

Поставили чай.

На улице шел дождь, под которым Вадюля некоторое время пытался сушить куртку над пламенем примуса, но скоро бросил это безнадежное дело. Еле уговорила всех пить чай в палатке и там же поесть перекус. Ввалились все вчетвером – мокрые, холодные, гнусные, но быстро надышали, пригрелись и задремали...

В 10:20 вышли вниз. Мокрую, вдвое потяжелевшую палатку ребята мне тащить не дали, забрали себе. Пробовала идти как можно быстрее, в общем темпе, но вскоре злосчастный правый голеностоп, который уже несколько раз забывала бинтовать перед горами, разболелся с дикой силой. Пришлось под дождем останавливаться и лезть в аптечку за эластичным бинтом. И всю дорогу до дома прыгала с ледорубом вместо костыля, помирая от стыда и резкой боли.

В очередной раз проходя по камням через бывший “Джайлык”, вдруг узнала, что Игорь был здесь как раз в то время, когда началась эвакуация лагеря перед тем, как сошел сель. Что должны чувствовать люди, проходя по белым камням и вспоминая: “вот здесь был корпус, здесь – спортплощадка...”?.. Юрий и его друзья, для которых старый “Джайлык” был родным домом, никак не хотели переселяться в новый...

А в лагере выяснилось, что Лара уехала к маме в Волжский.

В доме холодно, на улице льет, сушиться негде – приходится на себе. Чуть-чуть отоспалась за эту дерганую ночь. Остаток дня был не лучше. Вадим и Игорь занимались продуктами и хозяйством, купили два газовых баллона. Юрий с Кимом и кем-то еще поминал погибших – грустно, страшно, но для них все окрестные горы в крестах...

Присылайте в рассылку:

Ваши письма, рассказы, песни будут использоваться при формировании рассылки. Если Вы не хотите, чтобы Ваш E-mail появился в рассылке, скажите об этом в письме!

Буду рад конструктивной критике, Вашим пожеланиям и предложениям. От ошибок никто не застрахован. Если вдруг вы их где-то найдёте, большая просьба - сообщите об этом мне.